Лоренцо Браманти рассказывает о себе: “Я сел в лодку раньше, чем научился ходить”. Лоренцо – ученый, страстно любящий море и его тайны. Один из самых авторитетных ученых в мире, он является экспертом по кораллам и устройству подводного мира, а также научным соруководителем проекта DEEPLIFE совместно с проектом Under the Pole (проект поддержан программой “Десятилетие устойчивого развития океана, 2021-2030”) и научным руководителем проекта в сотрудничестве с ЮНЕСКО и Фондом 1 Ocean.
Он также является автором около 100 статей в международных научных журналах, читает лекции на нескольких языках по всему миру и часто выступает на телеканалах Франции (включая ARTE.tv) и Италии…
Интервью: Ирина Рыбальченко, Манель Монторо
Почему Вас привлекла вода, а не суша?
Я родился в небольшой средиземноморской деревушке. Мой прадед был моряком, дед – водолазом в военном спецназе, отец, дядя и тетя занимались подводным спортом, фридайвингом и дайвингом. Летом мы всегда были на море, и я привык видеть, как все мои члены семьи исчезают под водой… Что мне оставалось делать? Это не было моим выбором. Если я хотел проводить время с семьей, я должен был опускаться под воду… Бедный ребенок!
Но шутки в сторону – под водой я чувствую себя наиболее комфортно. Это дает мне душевное спокойствие и в то же время интеллектуальный стимул, пробуждает во мне желание увидеть то, что меня окружает, но без стресса и давления. Моя голова работает лучше, когда она находится под водой.
Какие проекты являются для Вас наиболее важными и интересными сегодня?
Я увлекаюсь и пытаюсь следовать многим направлениям исследований. Но на данный момент я могу с уверенностью сказать, что разработка концепции животного леса – это то, чем я действительно увлечен. Это новая концепция в экологии и охране природы. Кораллы, горгонии, черные кораллы… Все они – древовидные организмы, чьи трехмерные формы придают сложность субстрату. При достаточно высокой плотности они образуют настоящие леса, которые изменяют окружающую среду под своим пологом, предоставляя убежище и пищу сотням видов.
Но следует помнить, что кораллы – это животные, а не растения! На суше ничего подобного не существует! Мы должны придумать новые определения, найти новые правила и дать новое название: лес морских животных. Это звучит как что-то из фантастической книги, но на самом деле мы видим их каждый день.
Вы сотрудничаете с организацией Under the Pole и ЮНЕСКО. Каковы Ваши последние открытия?
В рамках проекта Under the Pole я изучаю мезофотические леса морских животных. Мы многое узнаём о том, как устроены подводные леса, находим увлекательные сходства с их наземными аналогами, но также и множество различий. В ходе экспедиции мне хотелось бы изменить концепцию охраны природы – перейти от сохранения вида к сохранению функции этого вида в экосистеме.
Что для меня важно, например, в защите горгоний? Если их осталось несколько, мы, возможно, защитили вид, но как насчет функции, которую они выполняют в экосистеме? Как насчет микроклимата, который они создают, и укрытий, которые они предоставляют? Никто не думает о защите каштана или сосны в лесу. Мы защищаем сам лес, потому что он выполняет определенную функцию в экосистеме. В море мы еще не дошли до этого. Поэтому нам нужно взглянуть на вещи по-другому и увидеть леса там, где другие видят кораллы.
Одна из трех миссий проекта Under the Pole – инновационный подход к изучению подводного мира. Не могли бы Вы рассказать нам об этих инновациях (в частности, о программе “Капсула”)?
Когда я был молод, я был очарован этологией. Я восхищался этологами в документальных фильмах, потому что они проводили дни и недели на природе, наблюдая за животными и делая записи, чтобы понять их поведение. Я хотел стать этологом, но я также хотел стать морским биологом… а почему бы не морским этологом? Я понял, что такого понятия, как морской этолог, не существует. Есть те, кто изучает поведение китообразных, но почти всегда с лодки. Есть те, кто изучает поведение рыб… но почти всегда в аквариумах.
Но мы не можем проводить под водой целый день… к сожалению. Сейчас мы погружаемся в воду с ретрансляторами, дышим газовыми смесями TRIMIX, чтобы оставаться там дольше, но мы остаемся там три, четыре, пять часов… а потом нам приходится возвращаться. С капсулой все по-другому. Вы можете оставаться под водой несколько дней, постоянно наблюдая за тем, что происходит снаружи, делая заметки, но под водой. С появлением капсулы родилась профессия подводного этолога!
Вы являетесь автором около 100 научных статей. Какие темы Вас беспокоят сегодня больше всего?
Научные статьи – вещь любопытная. В основном они пишутся для экспертов, совсем немногие люди в мире читают их. Чтобы быть опубликованными, научные статьи должны пройти проверку другими учеными. Они следят за тем, чтобы публикуемое было строго доказано, воспроизводимо и представляло собой часть знаний, на которые могут опираться другие ученые. Кажется, это был Ньютон, кто сказал, что ему удалось сделать свои открытия, потому что он смог “взобраться на плечи гигантов”, чтобы увидеть дальше.
Ученые, которые публиковались до нас, – это те гиганты, на которых мы опираемся, чтобы продолжать двигаться вперед. Как только открытие сделано, подтверждено и опубликовано в виде научной статьи, оно становится доступным для всех и может быть использовано в качестве основы для совершения других открытий.
Но ведь вопрос был в другом, не так ли? Я морской эколог, специалист по кораллам. Я изучаю функциональную экологию, сохранение и восстановление коралловых систем, тропических, умеренных, мелководных и глубоководных. Меня восхищают горгонии, я страстно люблю средиземноморские красные кораллы и одержим мезофотической зоной, известной как “сумеречная зона” из-за резкого сокращения солнечной радиации. Эта часть морского дна, расположенная на глубине от 60 до 200 метров, сравнительно мало изучена и неудержимо влечет меня…
Мои научные статьи можно найти в международных журналах, многие из которых находятся в свободном доступе в Интернете (например, на сайте журнала “THE CONVERSATION”, а также на сайте “Under the Pole”, который прекрасно освещает наши исследовательские экспедиции с помощью видео, интервью и текстов).
Около 90 % наших океанов остаются неизученными. На пороге каких новых открытий стоит человечество?
Я убежден, что величайшие научные открытия совершаются не тогда, когда вы находите что-то новое, а когда вы смотрите на что-то другими глазами. Чтобы что-то открыть, нужно задавать новые вопросы. Недостаточно просто объехать весь мир в поисках того, чего никто никогда не видел. Да, действительно, мы очень мало знаем об океанском дне. Но мы также мало знаем и о том, что видим каждый день. Даже когда самые глубокие участки морского дна будут достигнуты, нанесены на карту и описаны, все равно останется бесконечное количество тайн, которые еще предстоит открыть и понять. И все эти тайны и явления ждут умов, которые умеют задавать правильные вопросы.
Вы изучаете кораллы и горгонии на глубине более 100 м. Что может означать для экосистемы их исчезновение?
Еще около двадцати лет назад погружение с аквалангом на глубину более 100 метров было уделом немногих очень самых смелых и отважных. С появлением дыхательных аппаратов с замкнутым контуром эти глубины стали более доступными, но дайверов, которые отваживаются на такие погружения, по-прежнему очень мало. Что касается ученых, то использование этих устройств стало более распространенным в течение 5-10 лет. Мне посчастливилось быть одним из первых, кто начал использовать новые технологии для исследований, поскольку я начал использовать рекреаторы еще в начале 2000-х годов. В то время у меня был полузакрытый рекреатор, полностью ручной системой (ничего общего с электронными системами, используемыми сейчас). Но это помогло мне набраться опыта и развиваться. Сегодня нас, глубоководных ученых, стало немного больше, но мы всё ещё составляем незначительное меньшинство.
Гибель горгоний – это катастрофическое событие. Помимо потери красивого животного, которое представляет собой захватывающее зрелище для дайверов, массовая гибель этих видов оказывает глубокое воздействие на морскую экосистему. Горгонии, как я уже упоминал, при высокой плотности образуют настоящие леса. Когда популяция горгоний уничтожается, это все равно что исчезает целый лес вместе со всеми обитающими в нём видами. При этом для уничтожения леса не обязательно уничтожать всех горгоний. Если смертность не полная и останется несколько горгоний, их плотность не будет достаточной для формирования леса, и мы, следовательно, потеряем все виды, которые живут в этих лесах. Поэтому мы должны понимать, что риск заключается не в потере самого вида, а в потере функции, которую этот вид выполняет в экосистеме, о чём я упомянул ранее.
Теряем мы горгонии или нет? Ответ не является однозначным. Действительно, последствия недавней жары, особенно в Средиземноморье, привели к резкой гибели популяций красных горгоний. В некоторых местах популяции сократились на 90% и почти полностью уничтожены. Эти данные встревожили как научное сообщество, так и широкую общественность. Однако всегда есть “но”. Все данные о гибели горгоний получены в результате мониторинга, который в основном проводят дайверы-любители, добровольцы, помогающие исследователям в получении данных. Их называют “гражданскими учеными”, и они представляют собой неисчерпаемый и фундаментальный источник данных, помогающих нашим исследованиям. Но дайверы-любители, как и большинство ученых, редко опускаются ниже 40 метров в глубину, в то время как красные горгонии имеют широкий батиметрический диапазон, то есть их можно встретить на глубине от 15 до 100 метров глубины.
Поэтому, когда в сотрудничестве с Фондом 1 Ocean и ЮНЕСКО я решил изучить, что происходит на глубине ниже 40 метров, я обнаружил, что популяции красных горгоний, расположенные на глубине от 40 до 90 метров, практически не страдают от исчезновения. Мы нашли своего рода климатическое убежище, зону, где изменения температуры воды еще не настолько интенсивны, чтобы вызвать гибель горгоний… но надолго ли?
Интерес этого открытия, на самом деле, не в том, чтобы успокоить нас, а в том, чтобы задуматься, сколько времени у нас еще есть, прежде чем изменения климата доберутся до более глубоких убежищ. Да, хорошая новость заключается в том, что красные горгонии в Средиземноморье еще не полностью исчезли. Но это также и предупреждение для тех, кто должен принимать решения о политике выбросов CO2, призывающее их действовать, пока не уничтожены глубокие леса.
В чем заключается важность кораллов в целом и черных кораллов в частности?
Важность кораллов и всех видов, создающих трехмерную сложность субстрата (так называемых инженерных видов), заключается в образуемых ими структурах, которые служат убежищем и защитой для других видов, создавая условия окружающей среды, отличные от тех, которые существуют за пределами образуемых ими “лесов”. Это концепция морского леса, о которой я также упоминал ранее. Особенность черных кораллов заключается в том, что некоторые виды очень долговечны и образуют тысячелетние леса, на восстановление которых, в случае их повреждения в результате деятельности человека или изменения климата, могут уйти тысячи лет.
Влияют ли подводные течения на жизнедеятельность описываемых Вами лесов? Можно ли сравнить их с ветрами в наземных лесах?
Ветер – важное явление на суше. Когда мы находимся в очень густом лесу, мы защищены от ветра. Каждый из нас хотя бы раз испытывал этот эффект. Течение – подводный эквивалент ветра. И подводные леса имеют аналогичное влияние на течения, как и наземные леса на ветер. Если подводные леса здоровы, то течение под образуемыми ими навесами значительно уменьшается. Это значит, что в таких лесах могут найти благоприятную среду обитания мелкие виды или личиночные и ювенильные стадии других видов, которым из-за их малых размеров было бы трудно противостоять силе течения.
Но не только лес влияет на течение. Течение оказывает важную услугу морским лесам, поскольку именно благодаря течению леса могут “двигаться” (личинки переносятся течением и могут колонизировать новые субстраты). Горгония, коралл, черный коралл – это сидячие организмы, то есть они прикреплены к субстрату, но не на всю жизнь. Есть короткий период жизненного цикла, когда коралл может двигаться, и этот период – личиночная стадия. Примерно месяц своей жизни кораллы существуют в виде маленьких личинок, которые живут в толще воды и переносятся течением. Достигнув подходящего места, личинки прикрепляются к субстрату и превращаются в коралл, оставаясь неподвижными в месте своего превращения до конца жизни.
Кроме того, течение служит связующим звеном между различными лесами, способствуя обмену особями между удаленными друг от друга популяциями и обеспечивая возможность восстановления популяций, которые сократились и могут восстановиться благодаря прибытию новых личинок из удаленных популяций. Эта связность, как ее называют ученые, является одной из наиболее изучаемых тем в последние годы, чтобы понять, где располагать новые морские охраняемые территории, исходя из того, куда прибывают личинки организмов, которые мы хотим защитить.
В чем особенность Средиземного моря по сравнению с другими морями и океанами?
Средиземное море – самое красивое море в мире. Возможно, я не очень объективен, но я считаю его своим домом. Именно здесь я научился плавать, ходить под парусом, нырять… Кроме того, Средиземное море имеет голубой цвет, который не встречается ни в одном другом море мира. Средиземное море полузамкнутое, это своего рода озеро, если сравнивать его с Тихим или Атлантическим океанами.
Средиземное море окружено огромным количеством людей; все его побережья густо заселены, а торговое судоходство очень интенсивное.
Несмотря на небольшие размеры и сильное присутствие человека, Средиземное море обладает удивительно высоким биоразнообразием. Оно составляет всего 1% от поверхности мирового океана, но является местом обитания примерно 18% известных морских видов. Биоразнообразие Средиземного моря, насчитывающего более 17 000 идентифицированных видов, поистине поразительно, учитывая его относительно небольшой размер. Так что Средиземное море – это место особое…
Вы – один из главных героев документального фильма, вышедшего на ARTE.tv. Расскажите нам о своем опыте…
В последнее время мне посчастливилось связаться с телеканалами и принять участие в некоторых программах, таких как Thalassa (Франция) и Linea Blu (Италия), но самым увлекательным опытом было участие в 52-минутном документальном фильме, который транслировался по ARTE.tv.
С детства я смотрел документальные фильмы о природе, особенно фильмы Дэвида Аттенборо, и мечтал сделать что-то подобное… и вот мечта стала реальностью. Я снялся в документальном фильме, рассказывая о своих открытиях, как и те ученые, которых я видел и которыми восхищался c детства.
Мир за кадром не такой, как мы его себе представляем. За документальным фильмом стоит огромная работа, огромные усилия по созданию красоты и научной строгости, которые вызывают восхищение. Внимание к деталям досконально, когда работу выполняет профессионал. А мне выпала огромная честь работать с одним из лучших профессионалов в мире в этой области: Роберто Ринальди. Он – своего рода живая легенда в мире подводного дайвинга, фотографии и видеосъемки. Если поискать Роберто Ринальди в Интернете, то, в отличие от большинства людей, вы найдете очень мало информации. Роберто не представлен ни в Instagram, ни на Facebook, ни в Twitter – они ему не нужны. Он был на корабле с капитаном Кусто и вошел в историю. Если вам нужно узнать о нём, спросите какого-нибудь опытного дайвера, и наверняка подтвердит всё, что я сказал.
Вы говорите, что природа динамична. Как адаптироваться к изменению климата?
Вопрос адаптации к изменению климата широко распространен, однако я считаю, что многие выводы основаны на ошибочных предпосылках.
Мы знаем, что климат претерпевал значительные изменения на протяжении всей истории Земли. Миллионы лет назад были периоды, когда Земля была почти полностью покрыта льдом. Но даже не заглядывая так далеко в прошлое и оставаясь в пределах того периода истории Земли, когда существовала жизнь, она приспосабливалась к изменениям климата.
Однако здесь кроется подвох. Когда люди говорят об адаптации, используя ее в эволюционном смысле, они чаще всего забывают, что эволюционные процессы протекают медленно и требуют сотни тысяч лет. Все изменения климата, которые происходили на нашей планете до сегодняшнего дня, происходили медленно, с той же временной скоростью, что и эволюционные процессы.
Изменения климата, которые мы переживаем в так называемом антропоцене, характеризуются беспрецедентной скоростью. Температура растет темпани, не имеющими ничего общего с эволюционными процессами. Поэтому очень важно не злоупотреблять правильными научными понятиями: виды могут адаптироваться к изменениям климата только в том случае, если эти изменения происходят медленно, чтобы эволюционные процессы могли функционировать… а в нынешней ситуации это не так.
Мы потеряем многие из известных нам сегодня видов, которые не будут заменены другими видами из-за слишком длинных эволюционных временных рамок, а значит, Земля станет беднее. Поэтому то, что осталось от концепции адаптации, – это поведенческая адаптация, то есть изменение привычек, чтобы приспособиться к другим условиям.
Поведенческая адаптация имеет ограниченные возможности для маневра, поскольку физиология не меняется. Кроме того, адаптация подразумевает снижение качества жизни и жертвы. Например, мы можем приспособиться к тому, что не сможем выращивать оливковые деревья, потому что условия для их роста станут невозможными… и что это будет за жизнь без оливкового масла экстра вирджин?
Но шутки в сторону. Было бы здорово, если бы это был просто вопрос производства оливкового масла экстра вирджин. Социальная несправедливость, которая возникнет в результате этого, будет огромной: немногие счастливчики смогут использовать технологии, чтобы противостоять последствиям изменения климата, а большинство человечества будет вынуждено жить в неприемлемых условиях.
Это не то будущее, которое я хотел бы видеть для нашей планеты.
А каким Вы видите будущее планеты и человечества?
Я не верю, что способен или обладаю достаточными знаниями, чтобы предсказать будущее этой планеты. Бывают дни, когда уверенность в себе находится на самом низком уровне, когда кажется, что нет никакого прогресса на пути к осознанию. И в такие дни кажется, что у планеты нет продолжительного будущего. И тогда попадаются книги, которые вселяют надежду, как, например, недавно вышедшая книга испанской писательницы Кристины Ромера Кастильо. В своей книге под названием “Антропоцеано” доктор Кастильо, ученая CSIC, приводит множество примеров, когда тенденция к негативному воздействию человека обращена вспять, показывая, что иногда можно исправить ошибки и обратить вспять процессы, которые казались невозвратимыми.
Самым ярким для меня стал случай об озоновой дыре. Помните, как лет двадцать назад мы заговорили о дыре в озоновом слое? Это был очень тревожный вопрос. Ученые обнаружили, что некоторые вещества, называемые хлорфторуглеродами (ХФУ), содержащиеся в холодильниках и многих аэрозольных баллончиках, вызывают разрушение озонового слоя в атмосфере – слоя, который защищает от ультрафиолетовых лучей. Истощение и потеря озонового слоя казались необратимыми и, несомненно, нанесли бы серьезный ущерб здоровью людей. Однако международное сообщество, действуя в кои-то веки согласованно, приняло решение о полном запрете ХФУ. Ключевую роль в достижении этого результата сыграл Монреальский протокол, вступивший в силу в 1989 году и приведший к постепенному отказу от ХФУ.
На сегодняшний день озоновая дыра все еще не закрыта полностью, однако за последние несколько десятилетий достигнуты значительные успехи в ее сокращении. К концу сентября 2023 года озоновая дыра в Антарктике достигла самого маленького размера за всю историю наблюдений, и, по прогнозам ученых, при сохранении нынешней политики она полностью закроется к середине столетия.
А каким Вы видите Ваше ближайшее будущее?
Я продолжу свои исследования, стремясь внести вклад в развитие знаний и повышение осведомленности людей. И при этом продолжу получать удовольствие от того, что делаю. Ведь с личной точки зрения это одно из лучших событий, которые могут с нами произойти.
Мой отец всегда говорил:”Занимайся любимым делом, и тебе никогда не придется работать ни одного часа в своей жизни”.
