В честь 20-летия дипломатических отношений между Россией и Андоррой 16 декабря в княжестве состоялся концерт джазового трио Даниила Крамера, Армине Саркисян и Макара Новикова, организованный Министерством культуры России при участии Посольства России в Испании и Министерства культуры Андорры. По итогам концерта маэстро Даниил Крамер рассказал all-andorra.com о своём отношении к мистике и философии музыки:
Вы – известный пианист, Народный артист России, Почётный член Сиднейского профессионального Джаз-клуба, член Джаз-клуба города Хаппаранда (Швеция), лауреат европейской премии им. Густава Малера, аранжировщик, композитор, педагог, телеведущий, общественный деятель… За всеми этими перечислениями стоит огромный труд. Вы, наверное, к себе очень требовательны?
Да, это так.
А Вы самокритичны?
Критиканство – это бессмыслица. Музыкант только тогда музыкант, когда даже малейшее несовершенство не даёт покоя, вызывает головную боль, мешает спать по ночам. Это не самокритика. Это то, с чем невозможно жить.
Вы неоднократно говорили, что музыка – это Ваше призвание. Как и когда вы это почувствовали?
Это чувство у меня с детства. И я другого не знаю.
Расскажите, пожалуйста, об участниках трио. Как давно вы вместе?
Армине – дочь известной эстрадной певицы Армении Раисы Мкртчан, любимицы всего армянского народа. Она удивительный человек. Впервые я увидел Армине солисткой московского камерного оркестра джазовой музыки Олега Лундстрема. Это было лет десять назад. Мне сразу удалось разглядеть в ней то, что называется «не дежурным отношением к музыке». Потом я долго наблюдал за тем, как она профессионально росла. Года три-четыре назад я предложил Армине сотрудничество. Я вообще отношусь к числу людей, которые довольно долго вынашивают идеи, прежде, чем их воплотить.
Макар буквально после своих первых концертов вошёл в высший эшелон московского джаза. И вполне заслуженно. Понимаете, то, что вы сегодня слышали, способен сделать далеко не каждый контрабасист. Я имею в виду, что не каждый контрабасист сможет дать мне основу, на которую я смогу “сесть” как на целую ритм-секцию. И далеко не с каждым контрабасистом я возьмусь играть дуэтом.
Мне казалось, что основа ритма – это, скорее, ударные инструменты. Почему с Вами нет ударника?
Существует понятие внешнего и внутреннего ритма. Сегодня я играл с Вашим внутренним ритмом. Вы привыкли к тому, что ритм – это ударные инструменты. Да, они – апофеоз внешнего ритма. Но я иногда сознательно отказываюсь от ударника для того, чтобы играть на том ритме, к которому слушатель не привык. То есть на его собственном ритме. Более того, я заставляю слушателей самих исполнять роль ударника. Но только так, чтобы они этого не замечали. Это чувство дремлет в каждом человеке. А я стараюсь его будить.
Это и есть язык джаза?
Не надо примитивизировать. Ритм – одна из важнейших составляющих языка джаза. Во всяком случае, обучение джазу начинается именно с ритма. Но язык джаза многогранен. Как, впрочем, и любой другой.
Ощущение полной сплочённости музыкального коллектива – это результат большой совместной работы или важнее духовная близость?
Мы все дружим. Есть несколько критериев, на которые я ориентируюсь в выборе музыкантов. Это как качество исполнения, так и качества исполнителей. Я никогда не смогу выступать с музыкантами, к которым не испытываю приязни.
Вы согласны с тем, что позитивные эмоции – это лучшее средство в обучении? Вы часто хвалили своих студентов?
У моих студентов есть термин: «улыбка Крамера». И это, как Вы догадываетесь, не похвала. Я сам вырос в другой школе. Мой преподаватель Евгений Яковлевич Либерман с детства внушал: то, что получается – это норма. А потом долго перечислял то, что не получается. Меня это не смущало. Только такая атмосфера лежит в основе воспитания профессионала. Трудности закаляют. Лично я никогда не хвалюсь успехами. Поэтому мне забавно слушать хвалебные речи некоторых наших…
Политиков?
Да, политиков. Они слишком часто хвалятся результатами, подтверждают их цифрами… По-моему, если что-то хорошо – это то, что должно быть. Не хвалиться надо, а больше говорить о том, что не получилось. И объяснять, что нужно исправить и как.
Сложно ли научить играть джаз?
Нет, не сложно. И не только джаз. Вопрос в том – как? В искусстве нет вопроса «что?». В искусстве есть вопрос «как?». Некоторые преподаватели консерваторий, которых мы называем настоящими учителями, говорят своим студентам так: «Я тебя с первого по третий курс буду учить, но речь не идёт об уроках искусства». Сначала нужно овладеть ремеслом. В музыке масса всего, чему нужно научиться, чтобы стать только лишь ремесленником. Я начал учиться в 3,5 года и учусь до сих пор. И так и не овладел всем, чем хотел бы. Это не пустые слова. Уверен: до смерти буду учиться и с плачем умру, потому что не хватило времени.
У Вас сейчас есть ученики?
Нет, я не беру учеников. Я заведую кафедрой в Институте современного искусства. Вообще, я убеждён, что абсолютно все дети гениальны. Все без исключения. «Бездарность», «середнячек», «способный», «талантливый» – это всего лишь степень гениальности и показатель того, верно ли нашёл человек своё применение. Природа каждому ребёнку даёт дар, который скрыт. Задача родителей – не только найти нужную «коробочку», но и суметь её открыть. Иными словами, понять, направить и главное – не мешать. При надлежащем поведении родителей можно иметь целую нацию гениев.
На что похож обычный день музыканта?
Я часто провожу время в дороге. Всё на ходу: сон, еда… Мы – музыканты – живём 1-2 часа в сутки. Ровно столько, сколько длится концерт. Всё остальное время – это подготовка к жизни.
Вы выступали в Испании, Франции, Германии, Австралии, Италии, Австрии, Швеции, Чехии, США, Англии, Венгрии, странах Африки и Центральной Америки. Насколько ощущается разница в восприятии музыки?
Мне всё равно где выступать: перед «горячими финскими» парнями или «холодными итальянскими». Андоррская публика, например, в начале концерта была более, чем сдержана. И ничего – взяли!
Публика аплодировала стоя, люди подпевали, улыбались, на лицах было столько положительных эмоций! Вы привыкли к такой реакции зала?
К эмоциям нельзя привыкать. Это крайне вредно для музыканта. Привыкание к эмоциям – гибель души.
Музыкальная импровизация – это монолог или диалог?
Зависит от того, чего хочет сам музыкант. Это может быть и монолог, и диалог, и проповедь, и исповедь.
Вы лично что предпочитаете?
Я всегда делаю на сцене то, что хочу. У искусства одна задача – достучаться до самых глубин души. И не важно, каким способом. Достучался – значит день прожил не зря.
Вы как считаете, сегодня Вам это удалось?
Судите по себе. Любой музыкант всегда отличит дежурные аплодисменты от искренних. Публика – как трёхлетний ребенок. По ней видно: лжёт она, или говорит правду.
А Вы лица слушателей со сцены видите?
Нет. Но мне это не нужно. У меня другие органы чувств.
У Вас возникают какие-нибудь зрительные или другие образы, когда Вы исполняете музыкальные произведения на сцене?
Когда я был маленьким мальчиком, моя учительница говорила мне: «Данечка, когда-нибудь ты будешь хорошо играть. Но учти, ты никогда не будешь настоящим музыкантом, пока не почувствуешь, как от твоей щёчки, которая повернута к публике, идут ниточки из зала. От каждого зрителя. Ты должен научиться чувствовать: какая ниточка провисла, какая натянута. И надо уметь вовремя натянуть каждую провисшую ниточку. Каждую из тысячи»! Я долго не понимал…
А сейчас? Вы чувствуете ниточки?
Не ниточки. Канаты!
Что по-Вашему главное в искусстве?
И основа, и тайна любого искусства – это мистика. Нечто необъяснимое и непонятное. Это чувство приходит лишь раз. Его не возможно ни с чем перепутать. И лишь один раз соприкоснувшись с ним, ты превращаешься в нечто вроде генератора, транслирующего ток по этим самым ниточкам из зала. Правда, не на каждом концерте такое случается.
А сегодня случилось?
Не скажу. Иначе мистика может уйти без предупреждения. Это самое личное чувство, которое только может быть. Об этом нельзя говорить.
Философия музыки?
Философия и есть музыка. Музыка и есть философия. Живопись и есть музыка. Музыка и есть живопись. Поэзия и есть музыка. Музыка и есть поэзия. Законы одни и те же!
В живописи есть закон перспективы. А в музыке?
А как Вы сами хотите? И да, и нет. И то, и другое – правда. А в чём Ваша правда – зависит от Вас.
Интервью: Ирина Рыбальченко
