С 16 по 23 апреля в бургундском шато Le Sallay во Франции, как раз во время школьных каникул, пройдет программа образовательного лагеря «Марабу» под названием «Дальние страны» для детей 10 – 14 лет.
Тема этой смены простирается далеко за границы названия и имеет в виду не только географию. Востоковед Никита Монич расскажет об искусстве Восточной Азии, основатели «Марабу» – Сергей Кузнецов и Анна Кадиева – о кино Румынии, Ирана, Кореи и прочего «не Голливуда», а об Африке расскажет лингвист Катя Аплонова, которая изучает языки и устное творчество малых народов в парижской Лаборатории языков и культур Африки (CNRS), ездит в экспедиции в Того и Кот д’Ивуар. Мы поговорили с Катей о ее программе в «Марабу» и делимся с вами этим интереснейшим рассказом.
Вы специалист по грамматике языков Западной Африки, у Вас в биографии лингвистические экспедиции в Того и Кот-д’Ивуар. В какой момент Вы поняли, что Вас интересуют именно Африка и африканские языки?
Я лингвист, но, если честно, мой выбор профессии — это во многом случайность. Я, как и многие люди, поступая после школы в университет, слабо представляла, чем именно хочу заниматься. Но всегда интересовалась языками и много путешествовала сама, при этом меня привлекали не самые типичные направления. Поступая на кафедру африканистики в Санкт-Петербурге, я представляла себе какие-то гуманитарные задачи — спасать африканских детей и т. д. Но выяснилось, что спасать африканских детей учат в других местах. А я заинтересовалась лингвистикой, начала ездить в экспедиции, и вот я здесь.
Сколько языков в Африке? И кстати, когда вы говорите «Африка», какие страны вы имеете в виду?
В Африке около двух тысяч языков. Они в основном бесписьменные, и от этого возникает представление, что это какие-то непонятные диалекты. На самом деле языков много, и они совершенно друг на друга не похожи, а разница между некоторыми — примерно как между французским и японским.
А о странах Африки — это хороший вопрос. Если мы следуем социокультурной научной мысли, то это все африканские страны, кроме тех, что на северной части континента, потому что они — Марокко, Алжир, Тунис, Ливия, Египет — совершенно не похожи на своих южных соседей и относятся скорее к арабскому миру. В своем курсе, однако, я планировала говорить об Африке как о континенте, поэтому собираюсь рассказать и про северную Африку тоже.
Почему в Африке так много языков, и на каких самых популярных говорят африканцы?
Сейчас по-прежнему многие африканцы говорят на французском и английском — это, конечно, следствие колонизации. Но это не совсем такие же французский и английский, на которых говорят в бывших метрополиях, и это отдельный сюжет. Как я уже говорила, в Африке около двух тысяч других языков, и большинство из них бесписьменные.
Как происходит сам процесс знакомства я языком?
Как правило, исследователь едет в какую-то деревню, про которую заранее обычно известно, что в ней говорят на языке Х, там знакомится с местными жителями и начинает потихоньку этот язык описывать. Сначала собирает списки слов, потом начинается перевод предложений, потом собираются тексты, и так в идеальном мире появляется грамматика языка и словарь этого языка.
А зачем вообще изучать эти языки? На них же практически никто не разговаривает, даже среди населения Африки. В чем ценность этих языков? Ну, кроме того факта, что их носители с немалой вероятностью вымрут, и язык тоже исчезнет.
Давайте начну с последнего. Парадоксальным образом в Африке, несмотря на большое языковое разнообразие, языки вымирают крайне редко. Даже если на языке говорит не очень много людей, он все равно сохраняется, потому что нет такой централизации, как в Европе или России. И большинство африканцев свободно владеют несколькими языками. Человек, говорящий на одном языке — это большая редкость.
Зачем изучать эти языки, которые вроде как никому не нужны и никто про них не слышал? Главная задача изучения любого языка, без разницы, какой он — письменный или бесписьменный, — понять, как устроен человеческий язык в целом. А это понимание помогает разобраться, что, собственно, делает нас людьми. То есть это вклад в общекультурный социальный, даже биологический аспект понимания человека — в чем, собственно, и заключается цель всех гуманитарных наук.
Помимо глобальных целей, существует более практическое применение: сегодня очень энергично развивается компьютерная лингвистика, все эти голосовые помощники, орфографические редакторы и т. д. И есть тенденция создавать все эти вещи не только для основных языков. А в Африке языки не такие уж и редкие — например, на языке бамана, который я преподавала, разговаривают миллионов двенадцать человек.
А что интересного есть, например, в языке бамана? Нам же прежде всего всегда интересно понять, как видит мир носитель другого языка?
В языке бамана нет каких-то удивительных грамматических черт вроде отсутствия будущего времени или еще чего-то, за что можно зацепиться и рассуждать о том, как он меняет восприятие мира. Но, например, можно поговорить о приветствиях.
Вообще приветствия в африканских языках — отдельный очень важный пласт лексики. Приветствия всегда очень длинные, здороваются люди со всеми постоянно, целый день, очень большая часть взаимодействия с людьми сосредоточена в них. Так вот, начало приветствий в языке бамана будет разным для мужчин и женщин. То, что в европейских языках выражается грамматически, в бамана выражается на лексическом уровне — мы будем здороваться разными словами буквально.
Еще бамана — это тональный язык, как, например, китайский. Кажется, что такое существует только в азиатских языках, но нет — в Западной Африке тоже очень много тональных языков. Бамана звучит совершенно особенно, очень музыкально и ритмично. Когда его слушаешь, кажется, что играет барабанный оркестр.
И здесь, кстати, можно привести самый яркий пример значимости африканских языков для человечества. На юге Африки есть койсанские языки. Их осталось очень мало, и людей, которые на них говорят, тоже немного. Но при этом, если мы верим, что был один “проточеловеческий язык”, который потом разделился на много других языков, то койсанские языки — одна из первых ветвей, отделившихся от протоязыка.
И там сохранилось явление, которого больше нет нигде — кликсы. Это такие звуки, которые звучат примерно как цоканье, и это не просто звук, а фонема, часть языка, с помощью которой строятся слова. И если бы мы не изучали малые африканские языки, мы вообще не узнали бы, что такие звуки когда-то в каких-либо языках существовали. А благодаря койсанским языкам мы об этом знаем.
Есть другое явление, грамматическое — оно называется именная классификация и встречается в основном на востоке Африки, в суахили, например. Суахили работает так, что каждое существительное в нем имеет приставку, которая содержит информацию о значении этого слова. Например, все слова, которые обозначают что-то круглое, будут иметь префикс j. Все слова, которые обозначают какой-то маленький объект, будут иметь префикс k. Все слова, связанные с человеком — префикс m. И эта система пронизывает весь этот язык, потому что все это потом согласовывается с глаголами, прилагательными и т. д., и приставка переходит от существительного ко всем другим частям речи. И получается, что люди, говорящие на cуахили, категоризируют свою действительность вот таким определенным образом, не всегда, может быть, даже осознавая это.
Что сегодня приходит к нам из Африки, имея в виду культурный контекст?
В первую очередь, конечно, музыка. В разных регионах Африки есть совершенно замечательная музыкальная традиция, которая сейчас расцвела — сначала во многом благодаря французской сцене, а потом западноафриканские исполнители поехали по всему миру, и теперь они знаменитости. При этом вся современная музыка — она корнями, конечно, уходит в традиционную. Это отдельная большая тема, и я посвящу ей финальную лекцию нашего курса.
Еще одна ваша лекция будет посвящена культуре масок, колдунам и ритуалам. Насколько вообще маски внедрены в быт в Африке? И насколько велика вероятность, поехав в Африку, встретить там настоящих колдунов и как-то с ними взаимодействовать?
Я не антрополог, а лингвист, то есть не специалист в этой области. Однако маски — это реальность, а не то, что существует для туристов или в этнографических музеях. В Африке есть фестиваль масок, масочные бега, есть праздники сбора урожая, где происходят определённые церемонии, в которых участвуют люди в масках. И участники это воспринимают не как переодевание, а как исполнение важной роли. Если уж ты надел маску — ты больше не человек, ты становишься совершенно другим существом. И маски по-прежнему продолжают делать сегодня, в XXI веке, это живая часть культуры.
Вуду — это совсем не про маски. Вуду — это колдуны, и они — тоже африканская реальность. Например, африканцы говорят, что в Африке никто не умирает просто так. Если человек умер — это случилось потому, что, перенося в нашу терминологию, на него наслали порчу. Колдовство присутствует в жизни африканцев, даже если официально они христиане или мусульмане, — религии на этом континенте смешиваются причудливо и не мешают друг другу.
Приезжему человеку, даже если он более-менее интегрирован в местный социум, сложно взаимодействовать с колдунами. Но можно пойти к фетишёру и какой-нибудь обряд там совершить. Фетишёры — это не колдуны, это люди, которые изготавливают разные амулеты и занимаются лечением. Например, если вы заболели, можно пойти к фетишёру, попросить у него порошочек, он вам его сделает. В деревне все их знают. О них я тоже расскажу подробнее на лекциях, а еще — о многом другом, что делает Африку совершенно удивительным и уникальным местом.
